ФЛОТСКИЕ ДНЕВНИКИ ПОЭТА Д.М.КОВАЛЁВА (1915-1977)

 

1941-1942-й  годы

 

 

Вчера (16.9) под вечер возвращался в штаб из Нового Полярного. Солнце садилось, лысины сопок сверху алели, а книзу переходили в голубой цвет. Я смотрел на эту картину севера и с этого дня решил писать дневник, как бы то ни было.

ххх

Подхалимничать перед массами - самая низкая и самая отвратительная подлость.

XXX

Ни черта не клеится у меня с заметками: дрянной я газетчик. Не мое это дело. Тянет за душу поэзия.

ххх

"Береги оружие больше жизни" - из передовой в газете. "Лучше разбей голову, а приклад винтовки сохрани" - из поучений командира.

ххх

Самый наблюдательный поэт - это народ. Не раз я слышал меткие определения человека по внешности или внутренним чертам от народа. Вот одно из них: английские офицеры ходят, растопырив руки, как курицу ловят. Моряки английские ходят зимой, втянув голову в плечи, съежившись. Я сам их таких видел у нас в Полярном.

ххх

Хороши в Заполярье, у Кольского залива, вечера. Мороз. Еще не стемнело, а лунный пояс, измятый рябью, лежит на воде.

ххх

Сейчас, во время войны, заметно исчезает в народе такая черта, как жадность, особенно среди молодежи. Началось это еще много раньше. Жадных у нас презирают, - это отрадно. Это способствует многим осуждать свои личные инстинкты жадности, отказываться от них, побеждая

ххх

Холодный ветер в клочья рвет пенные валы. Тучи летят, и сердце бьется. И хочется говорить, говорить... Но кому я расскажу свою душу? Кто ее будет слушать? У каждого грудь переполнена легко воспламеняющимися чувствами. И каждый их прячет в самом отдаленном уголке сердца.

ххх

Как сильно человек любит жизнь, я чувствовал только тогда, когда собирался в бой. Тогда не хотелось есть. Хотелось только стать незаметным. И никогда не хотелось верить, что меня убьют. А это, говорят, хорошее чувство.

ххх

Есть же твари: дай ему нажраться вволю, и он, даже ничего не делая, ни разу не пожалеет, что родился на свет.

ххх

В большой холод в Заполярье особенно сильно мерцают звезды, Словно озябшие, дрожат они в заливе, прячась у черных маслянистых камней, где приливом смыт и подрезан снег. Небо глубокое и черное, как яма. А бисер звезд рассыпан в темноте высот. Некоторые звезды мерцают медленно, мигают, меняя зеленый цвет на малиновый. Снег не скрипит мягко, как накрахмаленная рубашка, а звенит под ногами.

 

 

 

1943-й год

 

Весна в Заполярье самое грустное для меня время. Припоминается родная душистая весна. А здесь она без сока и запаса, как искусственные цветы.

ххх

Ну, откуда ж могут

Песни взяться,

Если все к тому,

Что надо льстить.

Дайте человеку посмеяться,

Дайте человеку погрустить.

ххх

Любить родину целомудренно, без лишних слов о любви к ней, которые только опошляют это чувство.

ххх

Я видел, как несли с катера молчаливые друзья гроб безвестного героя-краснофлотца Голубева. В газете о его мужестве было два слова и те секретарь С. вычеркнул.

XXX

Пятого июля началось новое наступление немцев. У нас больше уверенности. Неужели она подведет?

ххх

Вчера появилось Гомельское направление (23.9.43г.). И уже вчера наши взяли Сновск, Тереховку и Демьянки (неужели те, где мой брат похоронен?)

ххх

Кто поймет меня: наши войска подошли к моей деревне, а сейчас, видимо, застопорились. Вот-вот должно мне прийти письмо от матери с освобожденных мест, а я ухожу в море в опасные минные поля.

ххх

Бродил по скалам, откуда видна даль мрачного Баренцева моря. Подумалось: многие уже не придут оттуда и гибель их останется тайной, тема для стихов: койка Васи Облицова. На тумбочке письмо ему. "А где Вася?" В Баренцевом море остался.

ххх

Наконец, мой родной город освобожден. Я не выдал себя внешне, но слезы сдавили горло. Вспомнил братьев.

 

Вчера же получил письмо от Тони. Не знаю, к чему приведет переписка, но чувствую, что она в последнее время мне стала так дорога, что каждая ее шалость, каждая шутка кокетства ради и маленькая печаль - все это влияет на меня.

 

 

 

1944-й ГОД

 

Ну, вот настал канун того, о чем давно мечтал (19.2.),канун похода. Спокоен. Суеверия ни на грош. Где-то в глубине скрыта затаенная тревога, но она очень похожа на обычное беспокойство, вернее, как перед сборами в дорогу. Если все благополучно,продлю записи, возвратясь. Если нет, может, это будет последняя моя запись, последняя точка в дневнике.

ххх

В море трудно думать. В душе священная тоска, будто сейчас рождаются гениальные мысли, а в сущности пусто в голове.

ххх

30 апреля ходил на могилу Ярослава Родионова. В деревянный памятник врезан овал, куда вставлен портрет поэта. Огненные настурции, которые положили на могилу, уже увяли, высохли, их развеял ветер. До чего же печальна эта могила! Сколько было говорено у гроба о том, что поэт будет жить в своих произведениях, а даже маленькой книжечки не издали. Обманывал себя человек, что он поэт, но обманывали его больше другие. А говорят, прекрасной души был он.

ххх

Когда подводникам не повезет в походе, они беспричинно злы на всех, кто на берегу, упрекают их в том, что они не воюют, а когда повезет, они душевны, гостеприимны и добры.

ххх

Вчера присутствовал на открытии памятника подводникам, оставшимся в глубинах Баренцева и других северных морей. Памятник скверный. Скульптор схалтурил и еще пренахально выпирался к главнокомандующему флотом. Ни скромности, ни совести.

 

Светило солнце и шел дождик. Двор был расцвечен флагами. Военный обряд! Все стояли на дожде в парадной форме. Изрядно прозябли. У меня ходил мороз по коже от траурного марша Шопена.

ххх

Итак, я накануне отъезда в отпуск. Наконец, после четырехлетней разлуки увижу родину. Какое чувство? Нет никакого. Хлопоты, заботы, рассеянность и растерянность.

ххх

Прошло больше месяца с тех пор, как я внес сюда последнюю запись. Думал, буду вести записи дорогой и на родине, ан нет. Всю дорогу только и мечтал, как увидеть Тоню. Не увидел. Напрасно разузнавал, как к ней лучше проехать. В дороге чувство было неопределенное, пожалуй, был бесчувственен совсем. Смотрел на все равнодушно, не веря себе, что мчит меня поезд мимо зеленых лесов, полей и сереньких деревушек с белыми церковушками.

 

До сих пор я не знал, что могут быть так разрушены города. Сплошные пустыри. И среди бурьянов, полыни - тротуары. Редко увидишь прохожего. Городские девушки ходят по центральным улицам Гомеля босиком.

XXX

От ранних морозов почернела зелень. Заиндевелыми костяшками вокруг опавшая черника. Тихо-тихо движутся тучи, весомые, похожие на горы снега. Они закрывают вершины сопок.

ххх

Посмотрел я на Витину карточку: так и пахнуло нашим бедным детством. Вспомнив, как целую ночь проплакал над ним, когда он лежал в кори. Не было у нас счастья в доме. Мало видели мы довольства и ласки. И сами были непутевыми детьми. Все тянуло вдаль на бродяжничество. Все мерещилось далекое счастье. В этом виновато может наше дурное воспитание, у нас его не было никакого. С тех пор, как умерла бабушка, за нами смотреть было некому. Быть может, потому так жаждет сердце ласки, а ум счастья, что мы этого почти не видим в жизни.

ххх

Смысл слов меняется так же, как меняется жизнь,понятие жизни. Всю жизнь стремимся уточнять слова и не уточним. Придут другие люди на смену нам и истолкуют ту же "совесть" по-своему. И то, что было у нас совестно, они будут считать, может, бессовестным, а то, что мы считали хорошим, они сочтут за плохое.

ххх

В ранней юности, когда мои братья были неизвестно где, убежав из дому, я, ища по болотам коня, так задумывался о них, что падал на землю и плакал, уткнувшись лицом в кочку. Потом становилось легче.

ххх

Сплошное вранье слова критиков о том, что де Гоголь не создал в "Мертвых душах" положительных типов потому, что их не было в России. А где же все наши великие писатели - современники Гоголя, ученые до него и при нем, декабристы, разночинцы? Гоголь не сблизился с ними, он боялся, как огня, всего революционного.

ххх

Эстрада развращает вкусы, потакает низменным чувствам зрителя, чтобы легко заслужить бурные аплодисменты.

 

 

 

1945-й  ГОД

 

В субботу получил известие о том, что Витя пропал без вести 13 октября. Не было бури в душе, было страшное опустошение. Не зная, что делать, я принялся есть.

XXX

Завтра на линкор. Незнакомое мне, новое. Рад. И, как всегда, тревожусь, что не справлюсь с тем, зачем посылают.

XXX

Иногда мне в полусне, вернее, в каком-то оцепенении являются кошмарные мысли: как это, никак не могу я понять, вся культура, все достижения науки и искусства тому, чтобы убивать. Профессия - убивать. Идешь убить или быть убитым. Особенно потрясали эти мысли в начале войны.

XXX

Как о счастье, грезил я по ночам в отрочестве о хлебе. Если кто ел в семье жадно, в душе подымалось зло на него.

XXX

Два раза смотрел выставку картин советских художников. Какой разброд в искусстве, какая немощность, какое скудоумие, равнодушие к изображаемому! А если и чувство, так то, что мы называем подхалимажем. Не все такие слабые картины. Есть две скверно исполненные копии известных картин Иогансона "На старом уральском заводе" и "Допрос партизан". Есть несколько карандашных и один в красках портрет (талантливый), но в целом выставка производит удручающее впечатление. Или плакатная агитка - "Угон в рабство", или какой-то оперный ералаш - "Нападение партизан на немецкий штаб " Савицкого.

ххх

Давно не вписывал сюда наблюдений, замечаний, дум: засосало газетное "некогда." Сейчас не могу не записывать,

 

В воздухе пахнет чем-то, что не дает спокойно ничего делать, чего так долго и мучительно ждали. Спать не могу: сердце сильно бьется. И солнца столько, что захлебнуться им хочется, раствориться в его сиянии. Письма от Тони такие же радостные. Их содержание: "Тронулся лед на Енисее. Дети прыгают и смеются. Ей хочется обвиться вокруг меня. Хочется, чтобы я стиснул ее так, чтобы она заплакала от счастья."

 

Вчера еще узнал, что англичане уже пьют за победу. Вчера радио (английское, немецкое и др. европейских государств) передавало, что гроссадмирал Дениц приказал всем своим силам капитулировать. Наши союзники будто приняли капитуляцию. Ночью мы долго не могли уснуть. Сосед Камков сиял. Я - тоже. О чем только не говорили. С утра, как никогда, легко и быстро написал все в номер. Сдавая на машинку, узнал, что печатаются уже лозунги об окончании войны. Все вспыхнуло во мне. После обеда ко мне прибежал Миша Сазонников, бросился на шею:- Ну, теперь остались живы!

XXX

Суть талантливых вещей в том, что чем более в них вчитываешься, сживаешься с ними, тем больше они нравятся. Дешевка же хороша на один раз, а затем уже неинтересна,

XXX

Сегодня (12.5.45г.) по-мирному выглядят наши корабли. На них написаны их наименования крупно, ярко, как до войны,

ХXX

Прошлый раз я писал, что не время сейчас о павших, о них после. А между тем о них-то надо вспомнить в день Победы в первую очередь и почтить их память. Двое моих братьев. Ведь они почти дети. Погибли на войне. Где лежат их кости, как найти?

XXX

Сегодня снилась Тоня. Всю ночь я чувствовал ее где-то рядом, а увидеть не мог. Зеленая долина вся в желтых цветах и костры, костры, разложенные ею. Какое-то одиночество! И не моё. Нет, я чувствовал ее одиночество.

XXX

Правда, естественность, откровение - моя религия. Все – совесть, сердце им!

ххх

Искусство только тогда и обретает силу, когда оно живет борьбой с существующим порядком вещей.

ххх

Вот я пищу очерк о Сибири. А ведь самое главное для дорог нашего времени не могу сказать. О, моя ли только это трагедия! Меня будут корить читатели, может, даже ненавидеть, а что я могу сделать. И когда это можно будет сказать, что видишь, чувствуешь и знаешь? И когда правду не будут считать преступлением, не будут её, как контрреволюции, бояться?

ххх

Хоть бы в памяти сохранить эту женщину с шестью детьми, которых я видел в Брянске. Они возвращались из Средней Азии, из эвакуации, в Клинцы. Муж ее убит на войне. Ничего нет, кроме жалких лохмотьев. Дождь, слякоть, холод. Они все босые, она даже без фуфайки. Дома, на родине, тоже ничего, кроме родной деревни.

 

- Всю дорогу, - говорит она, - мы только и питались подаянием добрых, жалостливых военных. Сердце сжимается, как вспомню это.

ххх

Саша вчера сказал: "Мне дороже всего на свете жена. Если она не убережет себя, с другой жизнь уже будет механическая.

ххх

Вчера бригада провожала демобилизованных. Густую тьму двора изукрасили разноцветные огоньки. На головокружительную высоту брошены во мрак кроваво-красные огни радиомачты. Луч прожектора лежал на снегу и порхающие в нем снежинки напоминали крупных серебристых мотыльков. Долго в ночи слышались надрывные разноголосые гудки кораблей, прощавшихся со своими матросами. И слезы радости от сознания того, что окончилась десяти-одиннадцатилетняя служба, и печаль улыбок от смутного чувства того, что уже быть может никогда не встретятся те, кто вместе тосковал в неизвестности, в опасности, и нежно охмелевших - все слилось воедино.

 

Боже, тронулся лед нашего ожидания, - началось. Два чувства в душе: радость оттого, что демобилизация началась, и боль, что они уезжают, а мы еще остаемся, и сколько ждать, пока никто не знает.

ххх

Вновь заметелило.

Всюду бело.

Скрылись бараки

Во мгле предрассветной.

Что меня

В сердце твое привело?

Спрашивал я

У себя безответно.

Кто меня

Верить заставил тебе?

Чувствовать трепетно

На расстояньи,

Как в завываньи

Метели в трубе

Слышала ты

Человечье рыданье.

ххх

Так лунно, что все, даже глубина неба кажется золотисто-голубой. Под утро луна желтее, темнее, гуще оранжевые оттенки ее.

ххх

Долго ль сомневаться

И тужить,

Долго ль

С болью думать да гадать.

Долго ль

Письмами одними жить,

Карточки украдкой целовать?

ххх

В Сибири на первый взгляд: Она мало чем отличается от средней русской полосы, разве только, что березы ядренее, степи бескрайнее, глуше. Церкви гораздо реже белеются в деревнях, чем в России. Деревня от деревни далеко. Избы не завидные, видно, народ с ленцой: ведь живут в лесу. Вода невкусная, с рыжим осадком. Травы сильные, жесткие, цветение короткое, буйное, яркое, но не ароматное. Улицы в селениях очень узкие, запутанные. Названия селений в большинстве татарские: Юксеево, Мурта, Бартат. Выговор довольно странный: замок на двере, како делал. Жизнь медленная, сонливая.

ххх

Так у нас острят иногда:

 - Овсом кормят, чтоб работали, как лошади (положим, не переработались, в сравнении с рабочими, мы хлеб едим чуть ли не даром.)

- Манкой кормят, чтоб думали, как дети (тут...что тут?)

ххх

К поездке в Сибирь.

На станциях я встречал возвращающихся (очевидно, из концлагеря) на родину из Англии или Америки наших пленных. Они взяты на территории, куда их загнали немцы и где потом оперировали союзники. Пленные были все одеты в новую желто-зеленую суконную форму, не исхудавшие в большинстве своем. Они покупали на станциях молоко. Наши на них смотрели враждебно, даже придирались к ним, упрекая. Некоторые из них отвечали нашим неприязненными взглядами, большинство же глядело виновато или потупясь, порою объясняли, что они не по своей воле попали в плен.

ххх

В городах России существует и литературный, и разговорный язык, близкий друг другу. В городах Украины тоже. А вот в моей родной Белоруссии, даже в столице, Минске, почти все (да, пожалуй, все, кроме литераторов) говорят по-русски. А народ, за исключением нескольких районов, говорит такими диалектами, где слилось и русское, и украинское, и местное что-то, идущее от далеких предков, и польское, а теперь еще и иноземное примешалось (хотя немецкое особенно привилось) и, наконец, уж белорусское. Так что белорусским литераторам надо создавать язык (белоруссы многие учатся родному языку по книгам, а не по живой разговорной речи), и очень важно добывать его из тех артезианских людских глубин, где он наиболее белорусский, а не выдумывать, не сочинять его самим.

ххх

Такого равнодушия к делу, единственно которым он кормится и существует в пять раз лучше любого рабочего, и такой сосредоточенности на том, наградят ли его, желто-красного, похожего на гоголевского черта и лицом, особенно если смотреть в профиль, и фигурой, такого я еще не встречал ни в ком. (Наградили все-таки, выклянчил Звезду.)

ххх

Чалышев Федя просил: будешь писать о матросах, не забудь отметить, что сейчас, когда окончилась война и когда все стали думать о демобилизации, каждый матрос взялся за ремесло. Кто переделывает мичманки и бескозырки, кто чинит сапоги, кто еще что-то мастерит. Даже и те, кто никогда не ремесленничал, взялись за это дело, чтобы скопить деньжат. Словом, стали думать сами о хлебе насущном.

 

 

 

1946-ГОД

 

Новогодняя ночь. Опять один. Растравляю и утешаю сам себя.

ххх

Ну, вот я и сменил место. Незнакомая радиоработа. Легче, однако, чем на знакомой газетной "полундре". Ах, если бы скорее от этого лёгкого хлеба на трудный хлеб! Сколько мне ещё здесь томиться?

ххх

Смотрели премьеру театра Северного флота-спектакль Д.Пристли "Он пришел". Пристли умен, до проницательности в тайники души, душевен наблюдателен, мастерски строит сюжет и интригу (не слишком ли мастерски)-все время, несмотря на промахи и натяжки актеров, зритель под напряжением, иногда дружно и беззаботно хохотал. Но слишком мастерское, я бы сказал, чуть ли не чеканное, построение, остроумно придуманные совпадения не делают ли вещь искусственной. Стройностью и законченностью форм жизнь, мне кажется, тяготится; когда ее заключают в такие рамки, она кажется натянутой.

 

Из повести в главном так и выглядывает наш незабвенный Николай Васильевич Гоголь со своим ревизором. И это отрадно нам, русским.

ххх

Только бессовестная скотина, упившись пускай на миг счастьем, не почувствует себя виноватым перед несчастными честными людьми.

ххх

Вчера зашла речь об очерке о Сибири. Его искалечили, обескровили и потом еще сказали, что он плохо написан. Одни обвиняли меня, что я от своего лица передаю виденное и слышанное (в очерке ведь) это, мол, нескромно. Потом зашла речь о показе действительности. Он сказал, когда я завел речь о нищих по вагонам:

- Я им никогда не подам куска хлеба: они спекулянты.

- Кто? Дети?

- Да.

- Здорово! Значит, сироты погибших на фронте не заслуживаю вашего снисхождения. Вот это значит - видеть жизнь!

ххх

Во мне живет какой-то духобор рядом с земной страстью. Ярое, необузданное хотение любить всей кровью и тут же отвращение к похоти, к плотоядности. Тогда и наслаждение- наслаждение, когда утоляешь не только голод тела, но и души.

ххх

Получил скупое до бесчеловечности (даже не указали, где) извещение, что брат Жорж умер от ран 22-го октября 1942 года. Как горько сознавать, что нет загробной жизни, где была бы надежда встретиться с ним, нет, хотя бы глянуть на него - и то бы понял все. Боже!...

ххх

Сколько надо ясного, не рабьего ума, чтобы называть явления жизни своими именами.

ххх

Кисейными лилиями плавают на воде, в тине тумана, белые морские птицы. Мороз. Воздух глотать больно, будто он игловатый и твердый. Извилистые, острые грани сугробов дымят метелью.

ххх

Шел огородом -

У окопных ям

Старуха и мальчёнка

Лен берут.

Малинный лист,

Усохший по краям.

И по-осеннему

Прозрачный пруд.

Шел насыпью -

У вымокших лощин

Разбитые лежат грузовики.

На всем пути

Я встретил трех мужчин:

Один - хромой,

А двое - старики.

ххх

Все поэты, даже самые приземленные, несут в себе какую-то недосказанность (может, даже, таинственность.)

 

Маяковский, хотя он-то как раз и далеко не земной, витает в далеком будущем, там ему ласково и нежно, а на земле он желчен, раздражителен, хотя везде говорит о таком обыденном, очевидном, и все же в этих рассуждениях кроется что-то между строчек.

ххх

Приучить себя писать все, что почувствовал, что мелькнуло в уме, в сознании. От откровения маленького личного к откровению большому, перед человечеством.

ххх

Слишком глубоко я погряз в грязи существования и во лжи, чтобы не стремиться к очищению и самое главное к правде, чтобы не казнить себя за ложь. А как быть с таким кредо?

ххх

Братья мои! Я воспою вас за то, что вы нигде не прославились нигде не отметили вас, не поощрили, а делали вы одно дело с теми, кто в героях ходит, и отдали свою жизнь безвестно и неоплаканно газетными слезами, и может на ваш труп, еще судорожно неостывший, никто внимания не обратил: не до того было привыкшим к смертям людям.

ххх

Как передать мне ту невыразимую печать, которой отмечены характерные лица, - невыразимая выразительность. Как ярко мы чувствуем их, и совсем немыслимо выразить их словами. Художники в этом отношении счастливее.

ххх

Все приобретает для художника значительность, когда он воодушевлен. Оттого всякая казалось бы мелочь в прочувствованном произведении говорит о большом.

ххх

Врагов нам следует лучше знать, чем друзей: с ними нам чаще приходится сталкиваться. А друзей мы в себе чувствуем и узнаем. Они во многом - мы же. Вот почему следует читать и врагов, и читать вдумчиво, с карандашом в руке.

ххх

Вчера было много солнца и снег слепил по-апрельски. Густо синела вдали необъятность моря, а залив был молочно-зеркален. И молчал каменный край, как Сократ, философски.

ххх

Ф.Чалышеву.

Ты не такой,

Каким тебя я встретил.

Ты тот же,

Но давно уж не такой.

Хотя и в споре том

Ты не был слеп и светел,

Не навевал

Мне на душу покой.

Оставили года

Глубокий след в со знанье -

Об этом по себе

Судить могу.

Но и пройдя,

На новом расстояньи

Тебя таким, как встретил,

Берегу.

И пусть в пути

Стоит передо мною

Жестокий край,

Отнявший столько лет,

И пасмурные сопки

Над волнами,

И те,

Кто озарял меня,

Как свет.

 

1.4.46г.

ххх

Хорошо жить, когда кругом столько непознанного и неиссякаемая жажда познавать.

ххх

Только камни

И слева, и справа.

Только холод,

Сквозящий в висок.

Надоело всё это, право,

Я без ласки твоей изнемог.

ххх

Поразило вчера такое: на одной из станций тысячи тонн зерна мокнут под открытым небом вот уже несколько дней. Кто за это ответит?