1964 год

1964 год

Разъяснение и растолковывание образа также разрушает образ, делает его необразным, как растолковывание образной мысли или чувства делает талантливое бездарным, приподнятое ползучим, скучным, унылым.

ххх

Что привез от Югова. Во-первых, его находки поговорки (он богат этими наблюдениями за народным русским словом, чувствует его красоту и меткость, поразительно глубокую и ярко поэтичную), во-вторых, его очень поэтичные задумки. Об одной может удастся сказать стихами, вернее, превратить ее в стихи. В-третьих, народные выражения, слова. Первое: церковь белена, маковка зелена. Образ-то какой, а ведь это загадка — береза, а и храм видится. Вставить в стихи. Второе: с ракеты земля видна маленькая, сжатая до размеров небесного светила, а на ней ханские походы, Батый, иго, пирамиды — вся история — взгляд, а взгляд и этот взгляд простого человека — высота взгляда и охват, как укрупняется человеческий взгляд и сколько в его поле зрения, какое маленькое все.

Третье: до изрону души моей бог поругаем не бывает. Собака извылась в заперти. Этакой изломай (верзила.)

ххх

И может в этом совесть всех времен, что опыт вероломства и обмана не идет на пользу, что люди продолжают верить безумно с точки зрения дельцов и карьеристов.

ххх

На тех на мелких быстряках, что мчат

И оглянуться не дают, опомниться, —

0 чем все думают и все молчат?

Чем жизнь, которой жадно дышим, полнится?

И каждый только слушает согласно.

Все правильно. Как верно мы поем.

Как все решаем мы единогласно,

Но каждый остается при своем.

И то свое у всех похоже очень

На то, что говорим, а не на то,

Что делаем, о чем и дни и ночи

Печемся на словах, а дело — что?..

ххх

9-го выступал на ученом совете в институте. Главное, о чем сказал, это об отдельном, соответствующем характеру и склонности каждого, подходе, об активном наборе студентов, о выездах и поисках. Еще вчера выступил перед лекторами-пропагандистами поэзии общества "Знание" Замоскворецкого района. Одна пожилая еврейка не соглашалась со мной в том, что "Бабий яр" возбудил темные страсти в людях... Она все напирала на то, что у нас разгул антисемитизма, безнаказанного, что у нас евреям ходу не дают, житья нет...

ххх

Идеализм опровергли вдрызг на словах. А он существует и ни в зуб ногой. Да еще существует в настоящей собственной практике (склонность к божкам, делание уж если героя. то без земного, весь — ангел, скажем, председателя колхоза — личность, вера в магическую силу бумажки). Ну, а если и впрямь уничтожим, с кем же будет бороться материализм? А без борьбы нет развития... Это же закон самого диалектического материализма.

ххх

Смотрели американскую выставку графики с Тоней на ВДНХ. Думаю, что мы наносим себе большой урон, что действуем путем запретов, путем грубого отрицания того, что само бы себя отвергло в глазах людей. А люди взбудоражены необычным, непривычным. Да и теряем мы в поисках нового от своей узости... Типографское дело у них здорово. Много нелепого, показного. Удивительно, как все аполитично. Политика аполитичности отвлеченности от вещественного, человечески душевно конкретного. Разгул своего изощренного восприятия.

ххх

Посъехались деревни в города.

Настроили Черемушек повсюду.

За телевизором Иисуса борода.

На свадьбах по-старинному нарочно

бьют посуду...

ххх

Ночью набросал два стихотворения, не заметил, как наступило утро. После короткого и беспокойного сна снова работал над ними. Образ времени, моего дня, чтобы он был не на один день, вот я чего до потери покоя хочу в моей новой книге "Ветреный день", над которой так лихорадочно работается.

ххх

Гонимое понятие — сострадание особенно должно быть близко нам.

ххх

Как бесстыдно это — казаться невиновным, ответственности за свое время не нести, быть в стороне, когда это тебе на руку.

ххх

Прекрасные стихи С.Поделкова сегодня в "ЛитРоссии". Когда прочтешь настоящие стихи, самому хочется писать и пишется как-то легче, летуче, возвышеннее.

ххх

Прости меня. Прости.

Не. гордость, а покорность приневоль,

Прости, прости за эту боль.

ххх

Итак,20 января обсудили на объединении московских поэтов мою новую книжку "Ветреный день". Очень нужен был посторонний смыслящий и чувствующий глаз. Нужно было, чтобы свежий резкий ветер пробрал мозги, сдул ту оседлость и благополучность (хотя я весь из сомнений), что волей-неволей появляется, когда долго сам с собой ищешь и начинаешь не замечать, что снижаешься. Обсуждение было доброжелательным.

ххх

Как нежная кожа твоя просвечивает розовым (с голубыми прожилками), как будто внутри тебя восходит солнце.

ххх

Были у Юговых. Погода солнечная с северо-западным ветром. Алексей Кузьмич назвал северо-запад по-народному "гнилой угол". Какой он все-таки своеобразный человек! И у всех у нас это есть, но сами за собой не замечаем, похвальба собой и неуверенность в себе одновременно, второе более робко проступает. Но это не от похвальбы, вернее, не от спеси идет похвальба, а оттого, что уж очень хочется, чтобы людям пришлось до души и было дорого, как себе то, что ты делаешь, во что себя всего вкладываешь, и вот всему придаем первостепенное значение, что сказано людьми хорошего о нас. Читал Алексей Кузьмич глубокие, очень поэтичные, образные куски прозы, неторопливой, рассудительной по-русски, обстоятельной и впечатляющей. Он опять, как в истории и русскости, открывает свои золотоносные жилы в медицине, в которой он тоже не чужой человек, а свой и русская человечность чуть-чуть с причудами, как у всех больших русских людей, с одержимой верой во все хорошее и почти несбыточное. Дай-то бог ему здоровья закончить этот роман и успеха ему большого. Почти религиозность его веры подкупает.

Провожали нас — и было лунно пасмурно в лесу, ели пестрые от снега и призрачная таинственность кругом. И стылый ветер пробирал до костей.

ххх

Если бы твоя правда мостом была, не хотел бы я идти по этому мосту (чехословацкая поговорка).

ххх

28-го читали в объединении поэтов белые стихи. Много было скучного, но запомнились стихи А.Тарковского. Что-то библейское, даже иудейское, я бы сказал, болезненно преувеличенная боль своего "я", видение обостренно преувеличенное. И все так далеко от земных живых потребностей обычной души (подчеркнуто литературное, изысканное), кроме стихов Поделкова, где угадываешь политические страсти времени, большие, касающиеся народов.

ххх

И все-таки профанация это разные поэтические кафе. Вчера читал стихи на центральном телеграфе — свой "Огонек" затеяли с кофе и закусками. Люди жуют, а ты читаешь. Мерзко на душе после такого чтения. Обывательское представление о поэзии — развлекать ею. Поэзия — отдых. Это навезли от буржуев.

ххх

Та знойная вода

И медленный тот лед,

Что тает на глазах,

Но не спеша плывет,..

ххх

Читала стихи Щипахина. Что всегда удивляет меня, так это то, что о заграничном пишут охотнее и, главное, лучше, искреннее эти уже не молодые молодые. О бое быков ярко, с чувством, в красках, а о своём мелко, вяло. А я в таких случаях читать не смею, а если и читаю, так не лучше и деревянным голосом. Кажется мне, что я хуже всех пищу.

ххх

Не надо безмозглых, угодливых басен, неумных и льстивых стихов, с низменной целью написанных. Не надо хитроумных корыстных слов похвальных.

ххх

Литкарьеристы. Наши поколения литературные поражены карьеризмом.

ххх

Крестьянскую суть не мыслить себя без земли забыли пережитком сочли. Эта ошибка нам дорого обходится.

ххх

Нетерпимость к инакомыслию так выхолащивает сущность человека тупым своим самодовольством. Она ничего общего не имеет с позицией, неуемной преданностью идеям.

ххх

9-ое мая день Победы. Смотрели с Тоней шведские кинодокументы о том, как зачинался, развивался и пал Гитлер и гитлеризм. Это страшно. И невольно жутко признаться себе, думалось: как многое схоже с культом у нас: тот же барабанный бой, одержимость самовосхваления, одурманивание и ослепление, безудержный, ослепленный собой "патриотизм", "ура", изничтожение детей как обычное и даже подвижническое дело…

И еще: подтекстовки, видно, делали евреи: одна их боль, одни их жертвы и трагедии выпячиваются,а это уже кощунство. Наш народ имел бы право не сметь давать это делать — выпячивать ни другим, ни себе. Он больше всех пролил слез и крови, а жертвы и страдания всех народов, как фон здесь.

Нельзя без ужаса видеть, как гибнут дети и еврейские, и нееврейские. Они ни перед кем не виноваты. И самое ужасное спекулирование на этом задним числом националистически да еще под знаком ненависти к национализму.

Поразило, что всюду показывали Гитлера и нигде ни слова о Сталине. А после свои кинокадры о жертвах его культа — полководцах Красной Армии.

ххх

Утренние мягко тающие полутона. Во всем разлита, как прохлада, какая-то непередаваемая отрада: не то, чтобы забвение, а когда не помнишь бед и горя, словно бы их не существует, и нет в понятии, а есть это дивное ощущение утра — свежесть и юность влюбленности, безотчетная, беспричинная радость, самая та, по которой с годами грустишь и которой так не хватает.

ххх

Вчера был впервые на товарищеском ужине в ЦДЛ в честь дня Победы. Был командующий Московским военным округом, начальник главного Политуправления, Гризодубова, генерал Сабуров и много героев.

Явился, как видение, М.Светлов. Бледный, но улыбающийся, в сущности, умирающий человек. Вот он поэт и это важно, важнее всех отличий. И так как-то шутовски прозвучали поэтические испражнения Безыменского на его фоне (что-то пошловатое о народном творчестве.) Исаев паясничал. Надо ему хоть чуточку самоконтроля над собой иметь

ххх

Пронырливая спесь, а не талант пробивает себе дорогу. Многие не таланту служат, а при помощи таланта делают бездарные дела, соревнуются в карьеризме с карьеристами.

ххх

Проснулся ночью и долго думал о той глухой и даже враждебной стене незамечания меня литературным начальством, придавливания, игнорирования. Нет, это не просто слепота. Я ни разу не издался в Гослите, ни разу на декаду меня не послали.

ххх

Я так люблю тебя, как только умирающие могут любить жизнь, а ты и не чувствуешь этого. Ты не подозреваешь, что так внезапно, каждую секунду может оборваться это прекрасное ощущение радости бытия.

Все состоит из "Я". Но душераздирающее противоречие в этой нераздельной цельности. Все остается, а "Я" должно неизбежно уходить. В этой неизбежности и кроется трагедия непримиримого противоречия и обжигающего печалью несбыточной жажды бытия и после, уже в небытии и так прекрасно оттого все на свете, что с ним предчувствуешь на каждом шагу свою разлуку и его в целом вечность, а в каждом "Я" мгновенность неповторимую.

ххх

В кино поэтизация полицейщины и шпионства.

ххх

Все тот же хищник, только поновей, ему очень на руку, когда литературе запрещают говорить о нем, трогать его и беспокоить.

ххх

Мне так тоскливо было в детстве, когда садилось солнце, что места не находил себе...

ххх

Опять мелкий дождь, слякоть почти осенняя. И это так не вяжется с этими удивительно нежными зелеными в первой зелени деревьями. Зеленые купы Ваганькова как в воде плавают, белесой мгле.

ххх

Сними с них это "ученое" словесное одеяние, с наших психологов, философов и прочих гуманитарных деятелей (да только ли гуманитарных) — они окажутся голее того сказочного короля, зауряднее самых заурядных.

ххх

Врага изображают по своему разумению (по желаемому подобию, с которым ничего не стоит бороться). С чудовищно очевидной нелепостью его целей и идей и с таким чучелом несправедливости и бессмысленного зла запросто на бумаге расправляются.

ххх

Все думал, что на местах виноваты в бедах… Сколько надо, чтобы понять, что на местах виноваты. На местах начинается вина того, что началось не на местах, что многое идет сверху, что ставит в ложное, вредное положение людей внизу.

ххх

Красота твоя увядающая так нежно беспомощна, и желанья твои так преступно отчаянны.

ххх

Если поэзия обезоруживает перед жизнью, она вредна. Если она помогает понять свою духовную силу, свое превосходство над паническим малодушием, как счастье, и если она вооружает жаждой жить, чувствовать красоту жизни, она необходима. Завидую, кто умеет радость сделать поэзией, тоскую по ней жадно.

ххх

Очертания города за путями. Как знаки нотные, изоляторы в небе на проводах. Сизо-синие силуэты высотных зданий, шатров островерхих их. Скучные прямоугольники новых кварталов. Глухота в содоме звуков. Клочки зелени индустриальной. Ржавый гравий меж шпалами. Зябкая синь рельсов в зное с отсветами огней на стрелках и светофорах. И человечность, подавленная бесчеловечностью человеческих душ и оттого обостренная до крайности, как и бесчеловечность, переплетающаяся с нею, нервозность, нетерпеливость.

ххх

Стреляные воробьи соловьями не станут. Эзоповский язык сегодня дик, но не случаен. Не случайно и басня плодится видимо-невидимо, обезличивая все, имеющее лицо (трусость, которой даже похваляются: и смел, и съел).

ххх

Больше того, что стоишь, не получишь в будущем. Мнимая слава, достигнутая вползанием на брюхе через души высокопоставленных в нее, видение религиозно-мистическое в среде безбожников.

ххх

И на закате алтари-дома,

Где свечи стекал пением беззвучным

В небесность рвутся крыльями пыланий,

И кровью солнца вся земля исходит.

ххх

По типу дворянских особняков понастроили генералам дач при Сталине. Аристократия военная, государственная, партийная. Бюрократическая интеллигенция — соль земли. Диктатура рабочего класса!..

ххх

Идеи рождаются в головах благородных людей, а используются подлыми для захвата власти и одурманивания людей. Все самые благородные идеи становились в руках власть имущих средством духовного угнетения, физического уничтожения. Все они прикрывали гнусные дела властвующих, неспособных выдвинуть свои идеи да и нуждающихся в них только с целью маскировки своих подлинных целей.

ххх

Что-то утрачиваем драгоценное от радостной непосредственности ощущения, от первозданности, духовной живости, чистоты и глубины дыхания слова.

ххх

Стыдятся бедности, богатства не стыдятся, даже похваляются им, хотя оно сплошь и рядом нажито нечестными путями.

ххх

И так (трепещет) предчувствие влюбленности, так сладко грустно на душе. И все близки, понятны, всех жаль, всем хочется добра, счастья, во всех раствориться, лучшим поделиться, беречь, любить, нежность затаивая, и, словно бы она, как ток, излучается при прикосновении, как солнце сочится в непроглядной хмури мартовско-апрельской.

ххх

Вчера побыл в больнице Склифосовского у Вани Харабарова. Рад был парень. Никого ведь нет родного. Сколько там несчастных случаев видишь. Ваню сбило такси. И шофер скрылся.

ххх

Итак, все мои усилия спасти тираж книги "Молчание гроз" окончились печально. Лесючевский раздраженно отрезал: есть решение — десять тысяч. Ничем помочь не могу. А Долматовского дают сорок тысяч, Кирсанова тридцать тысяч…

ххх

В старину когда-то стеснялись авторства, наоборот, скрывали его, как что-то зазорное. И никто их властвующих к нему не примазывался… Но вот литература завоевала почет и уважение, признание и славу. А теперь за себя писать заставляют, чтобы подлинное авторство не стало известно, уничтожают автора.

ххх

Война без ненависти немыслима. К ней всегда готовили людей, воспитав в них злобу, мстительность.

ххх

Были у Иванова Валентина Дмитриевича. Люблю в людях в наше партийное время собственное мнение, независимость мышления.

ххх

Мурзиди (хоть он и покойник) — посредственность. А "Литроссия" без конца публикует все его неопубликованное, о нем пишут все. А о Павле Шубине один раз и то сквозь зубы что-то буркнула… Не хватает нам, русским, общественного сознания, патриотизма. Каждый все больше, а то и только о себе думает.

ххх

Счастье — это когда вкусна пища, радостно и свежо утро, доставляет удовольствие книга, красивая вещь, трепетно чувствуешь близость любимого и когда очень хочется, чтобы и всем было так счастливо и делаешь все для этого.

И еще, когда так отрадно бывает устать от любимой работы и хоть на миг остаться довольным тем, что получилось.

ххх

Переводили с Тоней Брыля. Вошли во вкус. Чем дальше, тем интереснее… Много яркого, самобытного (особенно о людях, и особенно, где юморок). Природа, кажется, менее у него по-своему, хотя… Местами чувствуется назидательность и желание показаться уж слишком умным…

Раздражают до бешенства пометки редакторши. Чего тут больше: тупости или трусливой подлости? Да это же несовместимые понятия — она и литература.

ххх

Проводили Тоню во Льгов. Остались вдвоем с Женей. Получил от отца письмо, очень грустное. Все о смерти пишет. Жалко мне его. Мало побыл у него, и поговорить не успели.

ххх

- Поешь ты хорошо, — говорю девочке лет двенадцати.

- Это что! — Вот когда я была молодая…

ххх

Судя по тому, что о себе говорим и пишем, какие же мы все прехорошие, хоть в оклад да на божницу ставь. А кто же тогда зло делает? Или его уже нет совсем. И кто-то же невинно людей оклеветывает и сажает, и даже мучает, пытая изощренно.

ххх

И даже потом, когда не будет меня, я не перестану любить — стихи мои будут любить.

ххх

Куда спешим, такие раздраженные, что готовы растерзать друг друга, уж не к развязке ли. А там и спросить себя не успеем, куда спешим.

ххх

В глазах твоих, зрачках золотисто-карих такое утреннее, такое майское, такое юное, как еще неизвестное, первое предчувствие влюбленности.

ххх

Вчера закончил перевод вставок в новеллы Бриля "Ромашковые россыпи", что досылал он. Все же это будет читаться с большим интересом: своего рода "для себя" маленькие исповеди в чем-то большом. По существу, дневники за двадцать лет. Это интересно и образно. Я так к зависти доброй моей не умею записывать. Люди, характеры. Видишь, слышишь…

ххх

Вчера под вечер приехали на Нарочь с Брылем. Дорога диво поэзии. Даже очень мало поспав в прошлую ночь, — не мог налюбоваться. Все жита любимые мои. Бугры, перелески. И жита, жита. Даже коноплю молодую видел. Кладбища с памятниками. Лучше блюдутся, чем в России, но тоже заброшенные. Костелы — каждый кирпичик отшлифован до глянца. Церковушки маленькие, игрушечные.

ххх

Проезжали места, где учился М.Танк. Родошковичи, Вилия, Мядель. А само озеро Нарочь под вечер было ветренно синее. А ближе — озера Батория, аж холодок по спине: такая древность. Да, это такая истинная Беларусь. А тут уже дачи, курорт на озере. Цивилизация. И панами зовут, как звали раньше дачников и всех отдыхающих местное население. Избалованные еще при Польше курортниками-панами, они привыкли обдирать и наживаться. И только сетуют и удивляются, что эти паны сами не гнушаются работой (умственную они за работу не считают) и мало им денег дают, скупые.

ххх

Да. Дадиомов попал в малахольный дом. Выпустил роман о рабочем классе Белоруссии. Выскочил на теме. И посчитал, что уже попал в обойму. Начали издавать, переиздавать, переводить. Потекли деньги. Машину завел, дачу. А дальше что? Таланта нет. Другого романа тоже. И вот трагедия. За положением местных гениев погнался без даже того, что у них есть для писания. Характерно. Очень. Явление времени. Того, что в нем бьет по глазам.

ххх

Их вера — золотой телец.

Идеология — расчет.

И начинающий делец

В дельца прожённого растет.

ххх

Удушение официозом: речами, которые не успеваем читать, заполнение ими всех газет.

ххх

Всё так похоже. "Боже, царя храни" только иначе называется. Обязательная аллилуйя с другим названием. Нельзя назвать не с молитвы. Народность, самодержавие, православие. Выслуга лет за безупречную службу. Покаянность ради покаянности. То же по-другому.

ххх

Всезнающий пустейший завсегдатай,

Всех потаскух приветчик и ходатай.

ххх

Пензенские по пути в Тарханы места напоминают лермонтовские стихи и эти "четы берез", и особенно, "когда волнуется желтеющая нива" и "седо дымится"…

ххх

Спаси нас, память революции, от безразличия, от мелкотравчатости, от зависти, от мелкой мстительности и тех, кто был ее жертвами когда-то.

ххх

Холодок учености в стихах, суховатость умелости, искушенность, опытность в любви, похоть в вежливой деликатной оберточке.

ххх

Стога, как хаты, крытые соломой, по пояс в белом по лугам плывут.

ххх

Пенсионеры, лбы чуть за сорок, пахать на таких можно, от нечего делать столы проламывают костяшками домино, так козла забивают, а старые женщины, убирают улицы и бульвары Москвы.

ххх

Люблю твое русское сердце, такое родное мне. Душевное сердце. Не сердись только…

ххх

Старушка Долбилиных (заметила Тоня) выходит из подъезда восьмиэтажного дома и крестится, как когда-то привыкла в деревне. А Миша Савельев увидел у себя в деревне такое: сидит старик и день в день плетет лапти. Никому не нужны. Завалил ими весь чердак, лежат без надобности. А сидит и плетет. Трагедия привычного в жизни.

ххх

Одиннадцатого октября были у Юговых. Интересно провели вечер. С ними всегда так, как с любимой, всего не переговоришь, кажется.

ххх

Смотрю в счастливом удивленьи

На жизнь, что мучает, маня,

Вот отними, чем светит Ленин,

Ты от меня — и нет меня.

ххх

Рабы убеждения без убеждения

ххх

Бываю зол, бываю лют,

Когда без веры больно верят,

Когда елей без меры льют.

ххх

Это самое "человек — звучит гордо" можно и к всеобщему зазнайству еще так приспособить! И к демагогическому крику, когда за ним может такое расплодиться… Как же, — "человек звучит…", а вы о человеке так… Не сметь!

ххх

В разговорах на страницах газет о новой орфографии удивляет меня, что ученые больше защищают честь мундира, чем свои взгляды, «создатели» этих предложений удивительно бездоказательны, неучено как-то все у них: "привыкнуть можно", "иностранцам легче будет изучать" — странно, ей богу… "Обязать писать"…

ххх

Каждое стихотворение Лермонтова тихо, как будто оно у него уже последнее и единственное. Все, что было, весь мир своего духа он вложил в него. И нельзя сталкивать в ущерб с другим его гением и даже негением. Каждый (часто) пусть он нашел одну крупицу, как бесчисленную грань души русской — Пушкин, Тютчев, но если ее утерять, уронить, вселенная будет на крупицу меньше открыта, а в каждой крупице — микромиры, это теперь уже закон. Каждая, она сама вселенная.

ххх

16.Х.64г. Вчера вечером в Большом театре (150 лет со дня рождения Лермонтова отмечали) узнал о крушении Хрущева и его приспешников. Утром были длинные очереди за газетами, но не было заметно, чтобы люди переживали. И это даже никого не удивило вроде бы. Не говорят ничего. Только тем озабочены, а не будет ли хуже?

ххх

Вчера был на "Вальцовке". Запомнить, что сказал им о Лермонтове, о романтичности и демоничности его. Лермонтов тем не похож ни на кого из демонистов, что насквозь все это видел беспощадно, резко то, что есть, бесстрашно, реалистичнее всех натуралистов, самых земных и рассудительных… Отсюда такая сила его романтики — "мне грустно потому"… да и во всем.

ххх

Певцы придворные, каково-то им теперь? Заново подлаживаться? Неспокойные для них наши времена. Что-то больно часто перестраиваться приходится.

ххх

Трагедия в том, что культы наглухо закрывают дорогу всему умному, самостоятельному. Физически уничтожали наиболее способных совершать большие государственные дела, смело, по-новому смотреть на то, что есть, и уметь вести государство к лучшему действительно по-ленински. И вот теперь трагедия: есть кому бороться за власть а осуществлять ее некому… Делить портфели — не будущее строить.

ххх

Был с Семеном Даниловым у Н.Тряпкина. Хорошо провели день. Отвели душу в мыслях о жизни, о переменах, на стихах. Пишет он сейчас в полную силу, но много по-прежнему клюевского, этакого язычески-христианского колдования, а это отдает привкусом книжности от живой жизни, которую он пишет.

ххх

23.X. Вел в институте семинар вместе с В.Архиповым. Новички, первый курс. Что поразило: у всех богатые, разные биографии — уж где они ни побывали в восемнадцать лет и кем ни работали, а пишут все убийственно одинаково и сплошная литературщина, и темы одни: земля в смысле – родина (общё), о любви, как было, было, было, но хуже, и нет личного, своего, искусственно, как и сами биографии, придуманно. Это беда. Надо переделывать, что ли? А так вроде неплохие ребята.

ххх

Что-то не слышу, чтоб беспокоило, что не пишется, или трудно пишется и, никак не даётся. Или уж так всем даётся, так довольны собой? Все больше озабочены, кто будет у руля, как будет относиться к той или иной группке, как к их брату, как к нашему. А причём тут литература?

ххх

Счастье мое в том, что я чувствую себя с природой наедине, как с самым откровением любви, как с любимой, к которой нельзя привыкнуть: так она загадочно-поэтична и близка, так неповторима родна и с ней не старишься, первая свежесть моя, неверующая…

ххх

По-моему, наши революционеры, исключая разве что народников, никогда не знали и не любили крестьян. Поэтому, став государственными деятелями, политиками, они принесли много бед крестьянству насилиями вместо воспитания, ожесточенностью вместо вдумчивой терпеливости, желания понять и помочь. И не клеилось дело у нас с крестьянским вопросом одним из сложнейших вопросов революции неслучайно. Неслучайно так потребительски относимся к колхозникам, все выколачиваем и выколачиваем, почти не заботясь на деле об их завтрашнем дне, если не считать отдельных хозяйств для показухи.

ххх

Развязность, крикливость, парадность, показуха — антинациональны для нас, они навязаны нашей нации.

ххх

А нам лишь грунт вчерне сырой.

ххх

О Лисовском Федор Певнев рассказал. Уже ему делают замечание, что излишне просто и скромно держит себя с людьми. Обкомовскому-де работнику так не к лицу. Как бы авторитет не уронить. Понятие-то об авторитете какое! (Важная персона — прежде всего.)

ххх

Мы настоящее, как временное переживаем.

И все надеемся на что-то лучшее,

И все чего-то затаенно ждем…

ххх

Угодничество должно быть наказуемо, иначе советская власть будет сведена к нулю. А карьеристское — уголовно, государственно опасно общественно опасно.

ххх

Позавчера в объединении московских поэтов выдвигали на Ленинскую премию. И что же? Я понял, что это уже невозможно сделать по достоинству (хотя еще тенденция такая в массе есть): Долматовского выдвигает "Октябрь". Подумать только! Этот человек в этом смысле страшный. Он Сталинскую-то получил за что? Умудрен. И силы за плечами какие незримые орудуют. А критик В.Дементьев выступал и с серьёзным видом доказывал, что очень, очень… А когда не прошлого с таким же серьёзным видом сказал, что он рад, что не прошло.

ххх

Вот слышу (если это так, это ужасно), в институте международных отношений одни сынки, простому смертному туда не пробиться. В Кремле на приеме студентов уселись на первых рядах, даже профессоров не пускали: занято. Высокомерные, чванливые сопляки! Каста тупиц, наследственная. Династии. Похуже дворян. Невольно о китайцах еще подумаешь.

ххх

От них спасать надо революцию, Ленина, советскую власть.

ххх

Видимо, какие-то положения Ленин сам пересмотрел бы. Догматики (а вернее, те, кто сделал из него ложную в их же понимании про себя религию), те ее неукоснительно насаждают и там, где она в ущерб (что представляет собой этот демократический централизм сейчас, к чему он привел)… Вдуматься…

ххх

В тридцать седьмом году было два вида героев. Те, кто ходил в героях, карьеристы, предатели ленинских принципов, сознательные и, может, искренние, что так необходимо, которые клеветали и сажали, замучивали и убивали. Теперь они враги, к сожалению, не наказанные и не названные своим именем. И герои, несломленные, которые значились во врагах народа (кто у народа спрашивал), которые теперь называются реабилитированными.

ххх

Посмотрел фильм "Страницы первой любви". Как убого, без мысли и сердца пишут у нас о любви. Как скучна и мелка такая нарочито "переживательная" в себе любовь. А потом михалковский "фитиль": получается, что показуха рождается сама, самостийно, а областное и прочее начальство только и делает, что борется с нею, примерно наказывает этот порок. И это сатира. Написать бы сатиру на эту сатиру!

ххх

Кровавому диктатору необходимы были холуи и палачи, лакеи. Но ведь воспитали и таких, что беззаветно верили, любили, на смерть шли, отдавали за него жизнь и плакали о нем. Наследство, оставленное им, жуткое, но почему нет решимости избавиться от тех же лакеев и палачей? Это наводит на очень опасные мысли.

ххх

Были у Мезенцевых. Много интересного по текущим событиям. И о лицах. По-разному люди их представляют. Вообще ни о ком ничего люди не знают толком, пока тот или другой из них не станет во главе. Потом начинает раскрываться.

ххх

И обезглавливались славы

Бесславно прямо на глазах.

ххх

И все уже увидел, и все уже знаю, а без таинственности любовь не та. Что было так необходимо драгоценное, то стало доступное, недорогое. И никакой трагедии. И в этом вся трагедия.

ххх

Отчего и якают нынешние, а есенинского «я» не получается. Видно, ничего, кроме собственного персонального «я» не стоит за их яканьем.

ххх

Их полицейская советскость

Антисоветчины опасней.

Их барский этикет и светскость,

Их кастовость — как не пропасть в ней.

ххх

Все маленькие газетные правды превращаются в одну больщую неправду, если они только для того, чтобы оправдать то, что надо осудить сегодня.

ххх

Были на рыбалке в Поместном. В Сейме много воды. Травы нынче хорошие. Сена, много. И убирают его старательнее. Спали в сене. Донимала мошкара. "Покусывание" сенца не в счет. Сначала звезд было мало, а потом как высыпали. Жутко от видимых в небе пространств, расстояний. Столько видимо крохотному глазу миров, такие до ужаса далекие дали. И тайна во всей вселенной. Рыбы на сковородку поймали.

ххх

Каждое утро хожу в поле, думаю, записываю мысли, обрывочные и разные, узнаю цветы — все это для меня самый лучший отдых, наедине со всем миром, с людьми, с землей, со вселенной, прошлым и будущим.

ххх

Ездили в соседнее село Фитиж на рыбалку. Рыба не берет. Грибов почти нет. Засушило. На обратном пути Миша сказал, когда овеяло нас вечереющим холодком полей:

- И рыбы не поймали, и на душе хорошо.

- И это очень верно.

Стекло воды не остекленелое, а подвижное, тишь не беззвучная, а вся из всплесков, дыханий, трепета, вспархиваний, жужжаний, стрекота шорохов и шелестений, солнца и теней. И под вечер этот разноэеленый мир в реке и в небе, и там, и там, и на земле, и в воде, и в воздухе, и одно и не одно в этом освещенном, говорящем, поющем, шепчущем молчании… Красотища! Стоят копенки стянутые, где будет стог или скирда, стоят дубнячки, стоят жита и пшеницы. Все в себе и в нас, и все одно, неразделимое, понятное тем понятием, которое никогда не исчерпать, тайное той тайной, которую все чувствуют по-своему, а постичь до конца умом не могут…

Хорошо на душе…

ххх

Три дня красили домишко. Приятно уставал. Как приятно, когда физически поработаешь. И даже в такую жарищу, а не то, что головой, когда ничего она не варит.

После грозы и ливня стало пасмурно, похолодало. Ветерок шевелит под окном ракиты. Лает собака. Поют петухи.

ххх

Помимо свежего воздуха и физической и нравственной размягченности еще обычно всегда вволю наглотаюсь здесь старомозглости. Это проклятое "не мое", а государственное, так пусть гниет, растаскивается… Мне безразлично. Работать не хотят. Сколько лет приежаю сюда — одна картина: поля глушит трава. Незавершенный стог стоит гниет под дождем. Скосили пшеницу, полмесяца была сушь, не подобрали в валки, пошли дожди – погнила. На току под открытым небом горы зерна гниют, крытый ток все собираются строить, а себе дома крепости возвели, да все около станции лепятся. И самое ужасное — ни у кого душа не болит. А власти заняты не тем, а если и тем, то глупо, по-карьеристски, по-культовски, который и так убил в людях все советские начала. Вот трагедия!

ххх

Не логика ли? Как же, партком решил, никто не смей и подумать, что это неправильно. А решил он вот что.

В малеевском колхозе "Победа" гектаров девятьсот стоит несжатого хлеба, пшеницы. Колосья уже поприросли к земле. Но по сдаче хлеба государству этот колхоз успел первый, его решили заносить на доску почета. И вот запретили газете помещать статьи об этом преступном отношении к хлебу на том основании, что его надо на доску… И редактор районки орал, что партком решил правильно. А уж когда я пригрозил цантральным комитетом, он сменил тон на заговорщический и повел меня: к себе, чтобы еще рассказать о многих "правильных" решениях и безобразиях.

ххх

Не хочу ссориться с поэтами и враждовать так мелко. До того все это измельчало. Не о будущем и народе, о том, что драгоценно и необходимо, а о том, кому захватить положение или воспользоваться им. Тут и национальное приспосабливается и политическое, все, ничем не брезгуют. И если не с теми и не с другими — неприязнь с двух сторон.

ххх

В ДЕРЕВЕВЕНЬКАХ

Парчевая желтизна тыквенного цвета. Оранжевый лак помидоров. Юных груш стремительная высота.

В дремучих зарослях ромашки цыплята бродят, как в тайге. Из зеленого дыма деревьев выступает солома крыш.

ххх

Все густо зеленое, долина и лес туманно синеватые, а пригорок на горизонте белый ¾ хлеба спеющие. И над ними серое, смутно мягкое сырое небо, с беловатым заворотом вверху облака. И поют, поют птицы ¾ не наслушаешься. И бежит солнечная коричневая рябь волнами.

ххх

Живительная земля. Живучая плоть земли. Плотская духовность земли. Духовная плотскость ее.

ххх

Вспоминаю о Сене Белоусове, друге моем дорогом, сплю на сене, на звезды гляжу по ночам. И не хочется думать ни о чем.

ххх

Вчера ночью, проводив гостей, видели спутник, сидя на лавочке у двора. Красиво и жутко от счастья жить. Звездочка отдалялась от звезды, ушла к другой звезде, далеко вниз, и, наконец, низко над хатой и деревом растворилась в небе, истаяла вдали.

Так красиво у нашего дома стало. Луна. Деревья, не черные, а какая-то темнее ночи зелень. Это хорошо чувствовали классические художники. Поселок такой разноцветный. Все так мирно. Лошади уже редкость. Стоит на лугу вороная, а другая рыжая и машет хвостом. И сквозь пшеничность хвоста солнце просвечивает, как пламя на ветру.

ххх

Лес малиново голых татарников. Я и миллионной доли этой красоты не сделал стихами. Цвет сорванного татарника тут же вянет и в воде.

ххх

Сирены тепловоза и грохот товарняка. А все равно тихо. И дымок в саду на зеленой горе такой тихий. И шум воды на речке у гати. И так тихи деревья, алюминиево-белые, как самолеты, школа розовая с белым. Тень не густая, прозрачная. Цвета такие чистые. Корова с теленком Птицы поют.

ххх

Корова от боли мычит, даже рыба издает какой-то звук, а народ — молчит.

ххх

Опрозаичена, опошлена любовь, поставлена на деловую ногу. И жизнь забыта. Подменена бытом. Задавлена прозой быта. Они не замечают радости ее.

ххх

Побеждая привычку, тоску по привычному, человек становится свободнее, больше чего может, многое постигает непостижимое прежде — много где пожить и многое увидеть, чего не увидел бы и не понял — освобождается от того, что суживает его горизонты и понятия, но первозданность привязанностей становится как бы вторичной, теряет обаяние первейшей свежести, без которой немыслимо, кажется, быть счастливым.

ххх

Поношенные идеи и лозунги, как притоки воздуха. Не хватает новых идей — получается какая-то стоячесть. Гибнет живая мысль. Получается так что идеи и лозунги сами по себе, а жизнь сама по себе.

ххх

До того уже разуверились в своих силах и в себе, что не верят даже, что рядом честный человек живет без взяток, воровства и вымогательства.

ххх

Канава тысячелистника — как будто холсты расстелили белить на солнце.

ххх

Принимать толпу за народ, а народ за что-то передовично-хрестоматийно-демагогическое… Упаси боже!

ххх

3 ноября. Был во Льгове. Насчет Москвы, как она переживает падение Хрущева, — самые невероятные слухи: будто там требуют (особенно студенческая молодежь) чуть ли не казни его. А я там, в Москве, ничего этого не замечал. Наоборот, поразило, что будто ничего и не произошло.

ххх

Об отношении к старым матерям их детей и внуков. Бесчеловечность. Только и слышу об этом. Один продал материну хату, отгрохал себе домище, а мать под забором бобылкой умерла. Есть не дают. Бьют. Ужас!

ххх

Под видом групповых сторонников бездарь густо прёт в литературу и потом в литначальство и уже становится гениальной сразу почти.

ххх

Что-то им — здешним людям — ни свежий воздух, ни речка, ни луг, ни поле не на пользу. Худющие, запущенные (проза, проза!), черные, опустившиеся, старые не по годам.

ххх

Запрофессионаленной поэзии не люблю. Ремесло убивает в ней дух поэзии, дух наития, наивности гения, его детскости первооткрывания, незабываемости, яркости того, что каждый раз впервые и неповторимо. Делает ее, как речи записных ораторов, второй раз слушать уже противно, мерзко, гадко, ненужно-обязательной.

ххх

За организованным геройством и выращенной славой начальству как за каменной стеной: одна героиня и ее "показательный" участок все прорехи закрывают, как Калиновка в Курской области. И можно не спешить чтобы поднять все хозяйство области. И соревнуются один перед одним в "выращивании" героинь. Своего рода очковтирательство под лозунгом борьбы с очковтирательством.

ххх

Когда же человечность в закон войдет и станет в законах законной? Чтобы закон не зависел от того, как на это посмотрит райком или еще кто-то.

ххх

Выступал в связи с последними переменами в правительстве секретарь Курского обкома партии. На вопрос: "Когда же будут продукты в продаже? — отвечал раздраженно. "Вот перевыполним план поставок, из сверхплановых продуктов будем сами иметь"… — А если не выполним?.. И тут он чуть ли не с угрозами: «Кто это там так?..»

ххх

Как вот это чувство передать, что все кажется: вот теперь умно это новое сверху, а то, что вчера казалось так же умно, сегодня законно осуждаем, и так повторяется? Но есть же что-то, что навсегда умно и ново? Нет, мы не всегда по своей вине умны задним числом. Нам не дано сказать сегодняшним, чтобы мы потом могли завтрашним, задним числом говорить, сколько нам влезет, и отвлекать внимание от сегодняшнего того, что не так. И мы еще (как В.Овечкин) вот сохраняем наивную веру: "Как теперь будут перестраиваться те, кто уж слишком явно с пользой для себя подстраивался под то, вчерашнее". Эти перестроятся и снова окажутся на виду.

ххх

Читаю Сельвинского "Студию стиха". Много, по-моему, ереси, а еще больше самомнения и саморекламы… Он уверен, что надо только "раскусить" секрет певучести (найти ритмический ключ), тон, ударность, поведение безударных слогов и прочее, как можно и самому писать, скажем, былины… Вот и пишет… об Илье Муромце… Да только, увы! Федот, да не тот!

ххх

Гумилев в минской библиотеке в одном экземпляре и тот не взять на руки: все время он на руках у начальства, которое запретило его издавать. Правду сами подпольно читают, пряча ее от людей, как ересь

ххх

Десятки храмов в Тобольске разрушили, а единственная тюрьма, где сидел Достоевский и революционеры, осталась, там ныне сидят уголовники.

ххх

До чего же отработана эта хитрая машина управления — действует автоматически. Даже настроение курса делает принципом — жестокость и мягкость, командование беспрекословное или наоборот, до смешного демократичность (по отношению к начальству, в основном, нерешительность, гнилой либерализм почти), беспомощность. И это становится кампанией. Беспринципное применение принципа.

ххх

И.Фоняков: Василий Федоров — боковая линия в поэзии, а Слуцкий и Винокуров — коренная. Красноречиво. Уже не раз сводит судьба схлестнуться с ним.

ххх

Писать в расчете на аплодисменты. С эстрады, ничем не брезгуя, вымогать (дестью, ловкачеством, искусством видимости) выманивать, даже вроде бы уже отбиваясь скромно от них, устало этак.

ххх

А я весь противоположность (не понятая и даже неподозреваемая) этому деланию, сверхискусственному мастерению, преднамеренному выражению (крайнее выражение – Вознесенский), а по сути утверждения тех же идолов – только (Оза) выморочное – обожествление на уровне атомного мышления. А я думаю о тех, кто был жертвеннее, неосознаннее и кого не помнят, не знают, кого не сделали официозным символом, орудием пропаганды и казенного воспитания будущих бессмысленных жертв вместо бескорыстия, самоотдачи до капли счастья, как до последнего глотка воздуха, жизни. Писать безымянных, но тех, кто были, таких, как были, как есть, самых-самых настоящих, чем настоящее, тем недосягаемее, чище, поэтичнее, романтичнее… Романтика земного, небесность земного.

ххх

И символ — образец геройства бездушно отштампован из случайно попавшегося на глаза газетчика живого, одного из множеств примеров, в лучшем случае, а то и просто согласованного с начальством или выделенного по собственному усмотрению в герои-маяки, как хочешь называй, вернее, как они сочинили у себя в кабинетах, как сочиняют новые "народные" обычаи и традиции.

ххх

Когда б ни настороженность пугливая,

Ни холодность пламени стыда,

Ни эта недосягаемость -

Ну, разве была б ты такая, недосягаемо чистая

И драгоценно-бесценная?..

ххх

Строгие, четкие, красивые, певучие формы не стесняют свободы стиха, они заставляют пишущего стихи искать себя естественнейшим и не дают ему той легкости вольного поведения, которая кончается, как и всякая легкость поведения, беспринципностью и отвратительной подержанностью еще в раннюю пору зрелости, когда самый расцвет… Он ничего общего ни имеет с солдафоновщиной духа, как мелодия музыки с однообразием ритмических повторов барабанных, которую так усердно ей приписывают враги якобы любой "ограниченности" и "неволи".

Дисциплина стиха — это не дисциплина конторы или департамента, не чиновничье отношение…

ххх

А голод 1931-1933 годов, созданный искусственно. Миллионы жизней. Лютая ненависть к земледельцу, к его утробной прирослости к земле, в том, что он не в силах еще был понять все сразу и болезненно хватался за землю, которая так нелегко досталась ему, кровью и потом.

ххх

Селиверстов, бывший чекист, рассказывал мне, что им спускали план — сколько расстрелять. И встречные перевыполнительные двойные и тройные планы карьеристов и согласие на них свыше. И обеление себя в глазах народа — расправа над бандитами-убийцами и реабилитация всех подряд, и убийц в том числе… И десять дней — срок. И территориальный принцип вскрытия "врагов" и организация клеветы. Не наводит ли это на след причинности.